© 2007 Светлана Дион

Отрывок из романа

Женщина-Кувшин              

ОН не раз убеждался, что даже повернуть голову и полюбоваться величием соседа им  стоило сил. Еще труднее было найти себе место среди подобных группировок этих удивительно красивых каменных исполинов - они плотно примыкали  друг  к другу, и побродить между ними стоило немалого  труда. НО едва растворив себя воображением до плотности тени,  ЕМУ  с легкостью удавалось скользить между оранжевыми силуэтами человеко-скал. ОН несколько раз уже оставался с ними, наливаясь леденящей лавой гордыни,   но    освободиться от магнетических  оков гигантского отражения в воде становилось с каждым разом все труднее. ОН подолгу пытался вообразить себя птицей или стрекозой, но  собственное отражение  в воде завораживало, и ОН терял желание  к движению и метаморфозам.Так и на этот раз, почувствовав, что вростает в валун-пьедестал, он принялся воображать себя свободной  чайкой, качающейся на волнах.    Обессилев, ОН перевел взгляд на синеву над головой и возжелал стать облаком изо всех сил. Не вышло:   стал задыхаться в себе самом - каменной глыбе, неинтересной ни одной душе. И  тогда ОН взмолился, как ребенок. До этого молиться, как прежде бывало в подобные минуты слабости  на земле,  ему не пришло бы и  в... голову.

«Дозволено ли умершим молиться? - ворвалась к нему порывом ветра спасительная мысль. - Молиться за любимых на земле, - продолжала шептать  ему  чарующе-голубая  вода голосом  его женщины,  - или они нам могут только сниться, украдкою,  от ангелов в тайне...»
Эти слова потекли живой силой по его каменной неподвижности, и Ему снова удалось  раствориться  в податливую его воле собственную тень... Удаляясь от острова оранжевых скал, он с облегчением вспомнил о белокаменном острове, который он облюбовал для размышлений и покоя. ОН остановил свою тень на камне над водой , уютно  вместив себя в образ одинокой и гордой сосны,  и предался раздумью. Стихотворные строки  его поэтессы на земле освободили его из оков человека-скалы и перенесли на его любимый утес,  дали возможность превратиться в сосну, и все произошло тотчас же после  молитвы. ОН подумал о НЕЙ осторожно и понял, что ОНА спала - а ОН ЕЙ снился... Он увидел ЕЕ сон - скалу над водой, залитую солнцем,  - таким видела ЕГО ОНА всегда:  возвышавшимся над людьми и  над бытием,  вне времени,  больше жизни,  неистребимым. ОН запутался в своих мыслях: кто из них двоих начинал менять их обоих? ОН ЕЙ снился скалой и потому в нее превращался по воле неведомых даже небожителям  законов? Или это ЕЙ  приснилось, что Он попал  в беду, и ОНА ЕГО  освободила во сне своими строками стихов, подсказав молиться... Или одно перетекало в другое и причина становилась следствием, подобно скале и сосне? ОН изо всех сил  пожелал найти ответ и наклонился с утеса заглянуть в воду - ему нравилось это его обличье вечнозеленого дерева. Кипарисом было оставаться труднее - нельзя было лентяйничать - приходилось размышлять. А он устал и скитаться, и искать ответы,  и задавать новые вопросы. А ни о чем не думать удавалось лишь в ракушках – и то  только наглухо закрытых с плотно сомкнутыми створками. Иначе ОН мог бы не заметить и снова ЕЙ начать сниться, едва затосковав по Ней. Или еще хуже: если просочится  ЕЁ земная  реальность в ЕГО спиральный мир и ОНА   не будет пребывать во сне  в тот скрестившийся миг двух параллельных измерений , ЕЕ неизбежно начнет затягивать в его неземную древнюю печаль, накопившуюся за все его заточения во плоти,   а это нельзя... Ведь его последняя жизнь окончилась внезапно именно по этой причине, ОН вдруг на миг вспомнил сразу все расставания...

ОНА очнулась среди ночи от сердцебиения. Пока включался компьютер, женщина лихорадочно искала авторучку - не забыть бы приснившиеся строки...

Погладив сына по влажным волосам, она приоткрыла окно и закрыла глаза: не хотелось расставаться с последним кадром из сна. Белые скалы над неподвижной водой... Она полетом птицы приближается к острову с одинокой сосной на утесе и продолжает путь над лазурной водой, почти задевая ее поверхность,  к стройным кипарисам вдали - к голубому заливу с мостом из мраморных скал... Тот самый мост, ведущий к ее несбывшейся заветной мечте... Малыш закашлялся во сне  и она торопливо закрыла окно..

ОН с облегчением покидал кипарис, и, захлопывая уютные створки фиолетовой раковины, радостно повторял заключительные строки ЕЕ стиха, начало которого он услышал, задыхаясь в оранжевой скале-великане:

Дозволено ли мёртвым сниться –
К нам возвращаться с того света?
Я знаю... им дано проститься
Во сне. Посмертно...

Мы молим Господа
Чтоб души смертных спас,
О, наши мёртвые,
Как молитесь за нас?
 
Свою молитву о ней ОН  прочитал трижды:
»Не забывай меня, женщина ты моя,  да не потухнет свет твоих глаз от утрат, да  останется твоя земная красота нетленной в строках твоих, да не иссякнет в душе твоей лучезарный ток...»

ОНА подошла к зеркалу и рывком сняла через голову пижаму. Ей нестерпимо захотелось увидеть свое обнаженное тело. Она нащупала выключатель на стене ванны и, борясь с охватившей ее волной вожделения,  прикрыла дверь. Вид собственного тела, прикосновения  ладоней к налившимся грудям с отвердевшими сосками,  заставили ее прислониться к стене и медленно сползти на пол. Ее обуяло желание такой силы, что  губы ее задрожали, и она с силой раздвинула себе ноги руками, словно в желании овладеть самой собой... Подобное исступление плоти ей переживать не приходилось... Очнувшись,  она прижала руки к груди. Сердце так бешено колотилось, что она с трудом поднялась с холодного пола и  упала на диван в гостиной, не дойдя до кровати.  Слезы безудержно лились из глаз... Она отдалась конвульсиям - безмолвные рыдания сотрясали ее несколько минут.
Потом наступило ликование и ее разобрал смех:

« Истерика  - реакция плоти на разрядку. У меня давно не было мужчины...»

ОН ругал себя, заползая под небольшой камешек в мелком заливе: «Ей нельзя видеть моих снов! Идиот! Ишь,  загляделся на мраморную  красотку без головы и рук, видите ли! И зачем ее изваяли эти греки! И понаставили  же здесь двойников этих земных шедевров мне на горе! И забыл, нельзя с ней сравнивать! Ей же мои сны снятся! Кто так пошутил и придумал эту телепатию между небожителями и землянами! Как же научиться мне управлять собственной мыслью - ведь плоти не под силу оргазмы души! О, Создатель...» - ОН со злобой обрушил  проклятия на соблазнительный женский торс возле дерева с ядовито фиолетовой листвой... Наконец, ему удалось  переплавить женский торс  в кувшин,  удлиненной и такой же пленительной формы... 

     «Как ребенок здесь, понимаете ли,  - бормотал он  выбираясь из недр кувшина, куда попал  неожиданно для себя, - всему учиться надо заново, как  в детстве: кто же знал что горлышко сосуда напоминает этот сокровенный вход в женское таинство... Задохнуться ж так можно от избытка ощущений: теперь понятно откуда сказочки эти про джинов, спертых в  лампах и кувшинах... Наделали здесь земных реплик – музей на лоне природы  придумали! Ладно эта музыка из моря, от которой только и думаешь, что о любви, так еще нагота плотская в мраморе на искушение  повсюду подстерегает! Где же здесь учебники или книги какие или инструкции хоть для начинающих небожителей  - как со всем эти обращаться, начиная с собственной  неуправляемой сути?!»

 ОН тщётно себя отвлекал занятной мыслью о том, что цветом трупы  землян   напоминают именно этот серо-холодный  мрамор, но в обнаженных покойниках это отталкивающе, а в нагих статуях - обворожительно...    Кувшин  снова начал округляться под удлиненном горлышком, и ОН с досадой перевел взгляд на разноцветную рыбину, застывшую  над травой справа от него, дабы не  видеть краем глаза как  в  расширенной  части сосуда стали образовываться ягодицы настолько аппетитные, что он все же повернул его к себе дабы полюбоваться безупречными грудями на оборотной стороне...  

ОН взмолился о пощаде когда мраморные руки "кувшина" обвились вокруг его сути и он увидел в своих объятиях ЕЕ, жадно втолкнувшую его плоть в свою... Он ликовал, он сжимал  ее груди в ладонях, он впивался в ее губы... Он смел ласкать ее как на земле...  ОН обрел плоть - он был живым!..

Дребезжащий звук пронизал голубой залив...

ОН поплыл над травой, торопливо втиснув себя в образ той рыбины,    подальше от   статуи великолепной Афродиты  и  фиолетовой тени  у подножия дерева на траве...
- Подделка - копия! - возмутился он!
- Нет - я оригинал, - услышал он ее  усмешку во след, а на земле меня воспроизводили  по памяти...

       То, что обезглавленная статуя  посылала ему свои мысли в ответ на его  собственные, было  самым неудивительным из всего происходящего вокруг...
 

Будильник дребезжал, но ОНА  медлила будить сына в школу...

Мальчишка споткнулся о  мамину пижаму  на полу  в ванне и спросил:

Картины Евгения Гордиец

к началу романа и аннотации