|
"Слово" Испания -Португалия.
8 марта 2004 год
«ЖИЗНЬ У ВОРОТ – СКИТАТЬСЯ
ПРОВОДИЛА ....»
Эта строчка из стихотворения Светланы Дион – русской балерины и поэтессы с американским паспортом, живущей в Испании, – как нельзя точно отражает ее жизненный путь. Светлана родилась в не чужом и для меня Ленинграде, где закончила Вагановское училище, затем, еще совсем девчонкой, оказалась в США, объездила полмира, а последние шесть лет живет в Испании. За пять лет она выпустила три поэтических сборника на русском языке, стихи на английском вошли в несколько антологий современной английской поэзии, а в 1999 году американское телевидение выпустило о ней двухсерийный документальный фильм «Поэтический полет русской Терпсихоры». Мы познакомились на ее творческом вечере в русском ресторане «Тысяча и одна ночь» в Мадриде, после которого я и решил взять у нее интервью. - Балерина, поэтесса, писатель, бизнесмен... Так кто Вы, Светлана? - Вобщем, в трех словах, кратко, быстро. Я родилась в Ленинграде, в 16 лет через Италию приехала с мамой в Америку, где и началась моя зарубежная жизнь. Будем считать, почти полжизни назад, чуть поменьше уже. В США получила высшее образование, к сожалению, так как всегда тянулась к русскому. Ведь американское развернуто в определенную сторону, сугубо прагматическую, материальную. Поэтому, учась в Колумбийском университете на факультете международных экономических отношений, я много занималась самообразованием: изучала историю искусств, французский и испанский языки и литературу, и соответственно, русскую. Много путешествовала по работе, так как нужно было зарабатывать на учебу. У меня профессиональное образование балетное, я училась в Ленинградском училище, и когда я получила многообещающий американский диплом, мама была счастлива. Около 10 лет я протанцевала в профессиональных балетных коллективах Америки, а в молодости даже поработала фотомоделью во Франции. - Вы закончили знаменитое Вагановское училище, ведь так? А в какие годы? - Да, я училась в училище, что на улице Растрелли в Петербурге. Мы уехали в 1982 году, когда я училась на последнем курсе. В Америке я совершенствовалась по репертуарам у Марины Ставицкой, которая потом стала моей близкой подругой, мы и сейчас дружим. Она, кстати, сейчас стала еще и художницей. Многому меня научила также Ирина Александровна Колпакова, которая всегда была близким другом нашей семьи. И я считаю большой удачей, что получила классическое балетное наследие от очень уважаемых в мире балета людей. - В США Вы уже учились современному балету? - - Нет, той же классике, хотя и работала какое-то время во Флориде в двух компаниях современного балета. Танцевала классику и в Англии, и в Испании.Все равно основа всегда – это классика, даже и сейчас, после ухода с большой сцены я по-прежнему занимаюсь в профессиональных балетных классах, а вскоре буду вести курсы совершенствования в одной из частных балетных школ Мадрида. -2- - Как же получилось, что Вы от Терпсихоры попали в объятья Эрато? - Это получилось не сразу, я не бросила одно, чтобы заняться другим. Произошло это неожиданно, на фоне личных драм, как это часто бывает. - То есть, толчок дала какая-то драма в жизни? - Скорее, целый ряд переживаний после потерь близких мне людей. Интересно, что свое первое стихотворение я написала, когда умер Иосиф Бродский. Я очень хорошо знала его ближайшего друга, для которого это была безумная потеря. И вот в первую ночь, когда мне сообщили о смерти поэта, это меня так потрясло, что я села и стала писать. Началось все очень мистически, так как я написала это стихотворение не потому, что хотела, а вот ни с того, ни с сего: я проснулась и в состоянии полусна стала писать. С этого момента все и пошло, причем стихи выплескивались из меня, как из фонтана, просто словесное испражнение какое-то. Я сама диву давалась. Можно на этот вопрос ответить строчкой из стиха, что это было «обострение чувств, воспаление души». Я причисляю это к разряду чудес - ведь мы называем чудом что-то необъяснимое, но очевидное. Как человек глубоко духовный в том смысле, что я верю в существование другого, может быть параллельного нам мира, я считаю, что каждому человеку дано писать, творить, и может быть, лишь серьезное переживание, потрясение делает прокол в душе, воспаляет душу и заставляет вылить все наружу. - Но это не обязательно должно быть что-то тяжелое, грустное, но и радостные события могут заставить нас жить по-другому и заставить «петь» наши души? - Конечно, я и говорю, что это может быть и личная драма, и счастливая любовь, и просто состояние души, когда нельзя не писать. Важна не причина, а результат. Видимо, у меня как раз и было состояние, когда я не могла не писать. Это был не переход от одного к другому виду искусства, поэтому мне легко было уйти со сцены и я не пережила такой глубокой драмы из-за этого, как бывает у артистов балета. Я считаю, что сделала в балете, все, что хотела, станцевала все партии, о которых мечтала, хотя и не хватала звезд с неба. Но по своим меркам, я достала свою звездочку, так как когда танцуешь то, что тебе нравится, то есть ощущение, что сорвала с неба звезду. - Но балет – это еще и очень тяжелая работа? - Я танцевала 10 лет и больше ничем не занималась, с утра до вечера «пахала», как у нас говорят, по-черному, только этим деньги зарабатывала. Разучивала, пробовала, ставила всегда цель, чтобы завтра было лучше, чем -3- - сегодня, по 3-4 часа со Ставицкой или Колпаковой, и это был очень трудный путь. - Кроме США, Вы танцевали и в Испании? - Это было уже в конце карьеры, какие-то фестивали, небольшие гастроли. В Испании я поселилась в небольшом тихом поселке Михас на юге и там писала, резко уйдя из балета, так как личная ситуация – болезнь близких -не позволяла оставаться в балете. Я поставила на первое место помощь им, спасти их, поэтому бросила балет не из-за того, что стала писать. - С началом поэтической деятельности Вы, наверное, стали читать что-то о литературе и поэзии, специальную литературу? - Нет, я никогда не хотела никакого формализма в поэзии, никаких следований современным течениям, хотелось быть в полном неведении, как «делается» поэзия, а чтобы «оно» само лилось. Но меня окружали люди, которые мне очень помогли в становлении, как поэта, совершенно уникальные люди, которые сами пишут потрясающе. - Это русские люди? - Да, из России, которые меня очень много критиковали, ругали, объясняли, как должно быть. В первую очередь, это мой близкий друг, уже ушедший из жизни, сам бывший писателем и поэтом, потом другие выходцы из бывшего Союза и России. Из живых это пушкинистка Надежда Брагинская, которая мне очень помогла, а из ушедших – моя мама, врач по профессии, но очень начитанный и образованный человек, которая всегда в меня верила и была уникальной мамой. - Главная тема Вашей поэзии – это любовь? - Поэты больше пишут о любви, это вневременная тема, самая близкая для всех душ, но я пишу также и о месте нашем в этой жизни, о людях и событиях, например, о трагедии 11 сентября в США. - Свои первые стихи Вы написали на русском языке? - Да, на русском, но одновременно стала писать и на английском, даже я писала некоторые стихи сразу на разных языках, включая и испанский, но это не были переводы с одного языка на другой. То есть, проходит одна и та же мысль, но она звучит на разных языках, и при этом нет никакого подстрочника. Но в основном я пишу на русском, я чувствую поэзию на русском языке. - Вы вообще увлекались поэзией? -4- - Вы знаете, что интересно, что где-то с 13 до 18 – ти я увлекалась, но не с предпосылкой писать потом стихи. А уже в Америке я скептически относилась к этому творчеству: там ни сама жизнь, ни темп, ни состояние здоровья, ни души, ни диета не позволяют заниматься серьезно поэзией, не входят, если можно так сказать, в твой рацион духовного питания. - У Вас есть любимые поэты? - Безусловно, у меня даже есть посвящения. Из русских это Ахматова, Мандельштам, Пастернак, и это именно поэты с точки зрения умения выразить свои чувства. А из самых мудрых, что я очень ценю в людях, это Бродский на сегодня. И мы воспитаны на классике – Пушкин, Лермонтов, я их поэзию ценю и уважаю, но когда хочу почитать стихи, то сразу хватаю Бродского или Пастернака. Но все зависит также от состояния души, поэтому сегодня я могу читать с упоением Северянина, а завтра кого-то из классиков. Это как вино, которое выбираешь в зависимости от настроения. - У Вас есть цикл стихов под названием «Испания моя, земля чужая», в которой есть строчки: «...я прижилась, все чаще забываю, что я изгой поруганной земли». Что значит эта строчка? И с каких времен Испания у Вас в крови? - Знаете, мы уезжали из Союза, когда я была в юном возрасте, уезжали по личным мотивам, а не по политическим, и меня очень оскорбило, что тебя выгоняют, насовсем, и даже если ты возвращаешься, то чувствуешь себя изгнанным, изгоем. Тогда, уезжая, ты становился эмигрантом, человеком без дома, без страны, попадал в мир, где ты свой среди чужих только относительно, и никогда не будешь своим. А поруганной, потому что это земля, которую я очень люблю, люблю ее душу, люблю русского человека, люблю все, что было осквернено сначала при социализме, а затем из большой недосягаемой и прекрасной мечты о коммунизме бросили в полымя перестройки, в другое состояние, т.е. бандитизм, называемый капитализмом. Вот в этом смысле поруганной, но, конечно, прекрасной земли, главным достояние которой является русский человек, переживший все перипетии истории и ставший еще более глубоким, мудрым и добрым. А насчет Испании, то мне в самом деле эта земля чужая. Дело в том, что в в Америке я не прижилась, несмотря на 15 лет там проведенных и американский паспорт. Мне всегда претил практицизм американцев, и я осуждала их духовные и моральные ценности. Чем больше я там жила, тем труднее мне было, я с каждым разом больше чувствовала себя чужой, но самое ужасное, что когда мне удавалось приехать в Россию, там я тоже себя уже чувствовала чужой. - То есть, она уже была не той Россией, из которой Вы уезжали? - Да, и поэтому я там чувствовала себя больше иностранкой, чем в США. А когда я приехала в Испанию, то у меня создалась иллюзия, что здесь я своя, что это та земля, которая мне нужна. Испанцы ведь такие же -5- сентиментальные, как и мы, у них есть драматизм, надрыв, больше чем у тех же итальянцев или французов, у них больше трагизма, страсти, нет страха перед страданием, сильными эмоциями, сильными словами или ругательствами, то есть, они не бояться сильных чувств и драматизма. - И в этом отношении испанцы сродни нам? - Да, во всяком случае, мне казалось, что они ближе нам, и я чувствовала здесь себя более уютно, больше как дома. Но, опять таки, это было в Андалузии, где я жила среди простых людей, да и был еще небогатый опыт жизни в Испании. Но по тому, что я видела: фламенко, музыка, пейзажи, то, что для испанцев деньги не главное в жизни, и что хорошо поесть, посмотреть красивые места – это гораздо лучше, чем ставить самоцелью купить новейший автомобиль, виллу и другие мещанские чисто американские ценности жизни, - все это меня привлекало намного больше. Эта любовь испанцев к жизни, - проживать жизнь, а не жить, чтобы работать, эта страстная влюбленность в жизнь , в чем бы она не проявлялась – мне была близка и более симпатична. - А сейчас, после 6 лет жизни в Испании, что-то изменилось? - Впечатление об Испании не изменилось, а изменилось мое впечатление об ассимиляции чужака в этой стране. Раньше я видела то, что хотела видеть, но опыт показал, что это невозможно. Скажем так, хорошо в Испании родиться испанцем, а так ты все равно остаешься чужим. И тебе дают это понять, что ты чужой, как бы ты хорошо ни говорил на их языке. Поэтому когда я задаю себе вопрос, куда я хотела бы вернуться жить, то я не могу сказать наверняка куда, кроме как на небо, где, наверное, только и есть мой дом. Или как написала, мой истинный дом в сердце человека, который тебя любит, в котором ты нашел себе приют. А чисто географически я, к сожалению, человек потерянный. Я вот сейчас живу в живописном старинном пригороде и пока не могу решиться переехать в Мадрид, и поступлю, скорее всего, более мудро, если перееду в Мадрид, но и не брошу жилье здесь, чтобы быть одной ногой там, и другой здесь. А так мне страна очень нравится, здесь кипит жизнь, в том числе и литературная, и если ты поэт, писатель, философ или занимаешься тем, что не приносит столько денег, сколько бизнес, на тебя не смотрят так, как в Америке, и это мне нравится. - А на Васильевский не хотели бы вернуться? - Мне очень тяжело туда возвращаться, так как мне все напоминает о близких людях, тени которых ходят за мной, так как они уже ушли из жизни. Мне очень хочется вернуться в нашу коммуналку на 12-ю линию Васильевского, а потом на Большеохтинскую в дом напротив Смольного, где я жила последние года перед отъездом, и чтобы дверь открыла моя добрая няня, которой тоже уже нет, мои мама и бабушка. У меня остался отец, профессор-математик, очень порядочный и уважаемый человек, который живет в Питере. Но с ним мама рассталась, когда мне -6- было 11 лет, поэтому для меня он довольно незнакомый человек. Я как бы открываю его заново, а он называет меня на «Вы», никак не может понять, что я – это та маленькая девочка Света, которую он учил делать первые шаги. -А когда бываете в России, не появляется ли ощущение, что стала возрождаться и развиваться литература, культура в целом? - Мне кажется, что несмотря на, с одной стороны, безумную жажду некоторых разбогатеть, в России идет и духовное возрождение. Но это пока маленькие зекрнышки, и мне жалко, что я не увижу через, может, 50 лет, как они превратятся в крупные плоды. Я написала об этом в своем романе «Попрошайка Любви», что душой стали заниматься в России всерьез. И я убеждена, что именно через Россию произойдет духовное возрождение Европы, планеты в целом. - Встречаетесь ли Вы с соотечественниками здесь в Испании, приходится ли выступать перед ними? - В Испании мне была организована очень милая презентация в Мадриде, и я не ожидала, что есть так много людей, интересующихся здесь не только зарабатыванием денег, и пришедших на эту презентацию. В Барселоне в довольно богемном районе также была презентация моих книг, которые продаются теперь и в «Корте Инглес», и в русских магазинах Барселоны и Валенсии. Многие люди стали друзьями, и хочется сплотить это культурное общество хотя бы на время. - Чтож, мы тоже будем на это надеятся. Большое Вам спасибо, успехов в творчестве и всего наилучшего в жизни. - Вам также спасибо и успехов всем читателям Вашей газеты. |
|
Андрей Силин |