Газета «Станция Мир» - Мадрид, Испания.
Февраль 2003 _______________ "...Вот что значит для меня дом..." Интервью со Светланой Дион Светлана, можно спросить, почему ту уехала из России в Америку? Абсолютно личные обстоятельства. Мы поехали вдвоем с мамой, она была очень молодая, врач, я училась на последнем курсе балетного училища. Мы приехали в Америку и очень сильно ужаснулись. Нас привезли в негритянский район, было 45 градусов жары, мы увидели колоссальные машины, колоссальные грязные дома, жуткую эту американскую архитектуру. Это было все не для меня. У меня типичная русская душа, меня воспитала русская няня, добрая, хорошая, со всеми этими красивыми ценностями в христианском стиле. Короче говоря, я к Америке за долгие годы, как ни старалась, не привыкла. Я совершенно была поглощена балетом, и только так можно было сносить Америку, переваривать. И никто из конкретных американцев тебе не нравится? Могу сказать про некоторых знакомых бизнесменов – молодцы. Но я всегда предпочитала те профессии, где не деньги делают деньги, а где что-то можно из себя вынуть, сотворить. А когда взял чужие деньги и сделал из них в два раза больше… в принципе, это тоже искусство, но мне больше нравится искусство писателя или поэта, даже самого плохого. Значит, несмотря на американский паспорт, ты не считаешь Америку домом? Я вообще не считаю, что адрес – твой дом. У меня другие понятия о родине. По душе, по настрою, по культуре мне близка Испания, здесь я чувствую себя уютно. Почти как дома. А где дом – не знаю. Потому что Россия, которую я оставляла, - тоже не та Россия, что сегодня. Там я себя сейчас дико чувствую. Точки отсчета сменились, вообще все поменялось. Чтоб там жить, надо многое понять, что-то в себе расставить, от чего-то защититься. Я пока не способна к такой мобилизации. Что тебе близко в Испании? В
Америке
такое смешение всего, что никакой единой культуры нет. А в Испании
есть,
но это не узкая культура: она очень много вобрала в себя. Мне нравится
нрав испанцев: они страстные - после американцев уже и это большой
плюс.
Потому что в Америке ни особо радоваться, ни особо тосковать не нужно –
это вредно для здоровья. Как начались твои отношения с Испанией? Первый раз меня прислали на неделю из Парижа в Барселону манекенщицей работать, мне было двадцать лет. Потом я приехала в Испанию в 1997 году, сняла небольшую квартиру в деревне Михас, в Андалусии, на побережье, и осталась там на четыре месяца - писать. Там улицы в метр шириной, бабуськи сидят на своих стульчиках, сплетничают, ослики ходят. В Андалусию я влюбилась… Потом встретилась со своим будущим мужем, испанцем, и все время туда-обратно между Испанией и Америкой моталась (в 98 году я начала свой бизнес – организацию выставок-продаж репродукций историческийх испанских ювелирных украшений в Америке). Когда сын родился, я окончательно решила здесь осесть. Как ты сохраняешь русский язык? Ну, во-первых, у меня мама русская, много друзей русских, я была в русском балете. Во-вторых, очень интенсивное личное общение с людьми, работавшими на поприще слова. Мое образование литературное - не только из американского университета и не от простого чтения книг. Я получила его нахрапом, посредством суровой, жестокой школы – общаясь с людьми, с которыми мне посчастливилось соприкоснуться. Но все равно, есть изоляция, и я не удивлюсь, если язык мой беден, если какие-то выражения устарели... Правда, в этой изолязии есть и свое преимущество: я не конкурирую с российскими поэтами, не равняюсь ни на какие течения. Вообще, в течения я не верю. Я пишу о душе, меня не интересует сама кухня, мне посыл важен. Ты себя чувствуешь бродягой? Отчасти да. Где бы я не устроила дом, мне там не очень хорошо: нет духовного приюта. У меня не осталось близких мне людей, только некие социальные постройки. Думаю, что когда вырастет мой сын, который сейчас младенец, то - если мы с ним будем говорить на "одном языке" - это будет своего рода мой дом. Обнять душой другую душу – вот что значит для меня дом, и тогда можно скитаться, ночевать каждый раз в новом месте, но не быть бездомным. В согласии ли ты с самой собой? Да - вынужденно. Бунтовала. Но бунтовать надо перед кем-то. Без публики это скучно. Так как у меня не осталось публики, которой можно рассказать: со мной вот такое-то творится, - я решила многие свои штепсели просто вынуть из розетки. Стихнуть, замереть, жить правильно, спокойно, как все. Некоторый покой я нашла в вере. Ты верующий человек? …В вере не религиозной. Я могу молиться в ванной комнате, как и в самом красивом соборе. Но я благодарю бога, что он мне дал тех людей, которых сейчас уже нет, и я не ропщу. Ты в общих чертах рассказала о своем романе, который сейчас готовишь к печати. Судя по всему, это очень выношенная и очень личная вещь. Вложив столько опыта и души в одну вещь, не превратишься ли ты в «автора одного романа»?
Может быть, но не вижу в этом ничего плохого. В этом романе не один
роман,
в нем заключено несколько историй, в принципе, его можно развивать,
но….
Перед балериной в зале сто человек, но она танцует перед одним-двумя.
Когда
я писала, то всегда ориентировалась на одного-двух человек, и теперь,
когда
их не стало, мне не то что не хочется… а просто я в себе пресекаю
стремление
писать. Был человек, которому важна была каждая моя запятая… После
этого
писать еще?.. Может, это значит, что я не настоящий поэт. Интервью: Галины Лукьяниной. ---------------------------------------------------------------------
|